ОБРАЗЫ 70 – 80 –х ВЕКА ПРОШЛОГО
Печатный двор, сентябрь 2009 г.
Духин Яков Кузьмич
Кандидат исторических наук, доцент, профессор Костанайского государственного педагогического института. С 1978 по 2001 годы заведовал кафедрами истории СССР, новой и новейшей истории. Всемирной истории и права. «Отличник народного просвещения Казахской ССР», награжден орденом «Знак Почета», автор болев 50 научных публикаций.
Родился 23 августа 1936 года в с. Урджар Урджарского района Семипалатинской области. Окончил железнодорожную школу № 7 ст. Аягуз Семипалатинской области. С 1955 по 1960 годы студент историко-филологического факультета КазГУ им. Абая (Алма-Ата), который окончил с отличием. Работал преподавателем истории, русского языка и литературы в Андреевской СШ Кокче-тавской области, учился в аспирантуре КазГУ им. Абая, с 1965 года - старший преподаватель Кустанайского педагогического института, в 1968 году защитил кандидатскую диссертацию по теме «Освободительное движение в России в 20-е гг. XIX века и Казахстане», с 1970 года - доцент кафедры истории СССР, с 1972 г. - доцент ВАК. Высокоэрудированный, высококвалифицированный историк, основательно знающий свой предмет, любимец студентов, глубоко занимается с ними наукой; признанный авторитет учителями-историками области.
Всегда старался не только вооружить студентов-историков знаниями, а главное - учил любить свой предмет, свою профессию, быть объективным в оценке исторических событий. Как педагог остается образцом служения человека идеалам, выбранным в юности. Исторический факультет обязан ему оформлением многочисленных стендов по истории СССР кабинетов, историческими литературными вечерами и многим другим. Все это Яков Кузьмич делал хорошо, с любовью для своих учеников и вместе с ними. Многие поколения выпускников-историков КГПИ ассоциируют исторический факультет с именем Я. К. Духина.
Всегда старался не только вооружить студентов-историков знаниями, а главное - учил любить свой предмет, свою профессию, быть объективным в оценке исторических событий. Как педагог остается образцом служения человека идеалам, выбранным в юности. Исторический факультет обязан ему оформлением многочисленных стендов по истории СССР кабинетов, историческими литературными вечерами и многим другим. Все это Яков Кузьмич делал хорошо, с любовью для своих учеников и вместе с ними. Многие поколения выпускников-историков КГПИ ассоциируют исторический факультет с именем Я. К. Духина.
На вопрос студентов, почему я избрал профессию педагога, отвечаю просто – не знаю и не могу сказать, что выбрал её по призванию. Семья у нас была большая, материально не особенно успешная. Но родители, и им большой поклон и благодарность, смогли вынести тяжёлую ношу и дать своим детям хорошее образование. Мне – педагогическое.
В школьные годы мы с братом безумно увлекались географией, нашими кумирами были знаменитые путешественники Д. Кук, Ж. Лаперуз, Ж Д Антркасто, пират Ф. Дрейк, Н. Миклухо – Маклай, Н. Пржевальский и другие. Как только могли – собирали книги о них и с упоением читали. Это увлечение географией, и не менее страстное – историей, видимо, и предопределило мой выбор – я подал документы на естественно-географический факультет КазПИ им. Абая. Судьба распорядилась по-иному: медицинская комиссия выявила неполадки с сердцем... Возникла необходимость менять ориентиры, и выбор пал на исторический факультет. Надо сказать, что факультет пользовался бешенным авторитетом у абитуриентов, а потому пришлось преодолевать огромный барьер из претендентов (9 человек на место). Поступил...
В середине 50-х годов прошлого века в системе народного образования проходили различного рода эксперименты, оправданные, а отчасти рискованные и не совсем удачные. Проучившись первый курс на историческом факультете, мы оказались «жертвой» очередной реформы – нас, историков, объединили с литераторами и образовалась новая структура – Историко-филологический факультет с 5-летним сроком обучения. Я в общем – то благодарен данному обстоятельству – мы в полном объёме изучили все положенные исторические дисциплины и в придачу получили возможность, осваивая литературу, русский язык и другие языковые дисциплины, расширить свой кругозор, познать богатства родной и зарубежной классики и, что я считаю для себя особенно значимым, научились грамотно писать и доступно оформлять свои мысли.
Студенческая пора – особый мотив, о ней должен быть и особый рассказ. Одно подчеркну – учился я хорошо (в приложении к диплому всего 3 четвёрки), получал повышенную стипендию (важный материальный стимул), выполняя обязанности старосты группы. Мои товарищи по учёбе – прекрасный творческий народ. Почти все они сориентировали так или иначе свои жизненные пути на педагогическом поприще.
На последнем 5-м курсе нас, наиболее успешных студентов со всех факультетов, привлекли к организации и работе на так называемом рабфаке. Была такая задумка - дать молодым людям рабочих профессий возможность получить среднее образование и подготовиться к поступлению в институт. Это было мое первое (не считая педагогических практик в школе) вхождение в профессию на довольно серьезном самостоятельном уровне, что несколько облегчило в будущем адаптацию к работе в сельской школе.
В момент окончания института особенно актуальными были призывы пополнить целинные школы молодыми учителями. Можно как угодно оценивать наши поступки, но тот факт, что мои товарищи не оказались равнодушными к весьма необходимому шагу - довольно символичен... Получив направление в Андреевскую СШ Кокчетавской области и проработав в ней несколько лет, явно убедился, какими качествами должен обладать учитель сельской школы. Если вы ставите материальные блага и бытовые условия (что само по себе очень даже неплохо) в основу своего деревенского смысла жизни и вас не волнует (или мало задевает) то дело, к которому призывает суть профессии, можно только сожалеть. Село, где учитель под пристальным микроскопом его жителей, требует от него исключительной порядочности, доброжелательности и отзывчивости. Скажу больше: нужно умение повести за собой знанием предмета, выработать общий язык общения с весьма специфическими деревенскими ребятами. Тогда село откликнется пониманием и к персоне учителя. Это я понял весьма скоро. Одно можно сказать с уверенностью: какими бы бытовыми неудобствами не окружала сельская жизнь молодого учителя (а сейчас бытовым проблемам - особое внимание), профессиональный долг не позволяет ему опускаться до оскудения своего нравственного мира и считать свое просветительское предназначение неподъемной ношей. Жаль, если подобное случится...
Вернемся к личному сюжету. После школы была аспирантура. А потом настала пора выбора места работы. Было две приемлемые вакансии - пединституты Семипалатинска и Кустаная. Первая отпадала из-за опасения непредсказуемой экологической ситуации (испытательный полигон). Отдано предпочтение Кустанаю.
На письменный запрос сразу же пришло приглашение на кафедру истории. Случилось это в октябре 1965 года. Кто бы мог подумать, что данный выбор предопределит мою судьбу на долгие времена - уже 44 года как я здесь, и нигде более.
...Сам институт воспринимался зданием масштабным, а окружение - море одноэтажных построек - делало его еще более внушительным. Во дворе приживались молодые деревца, рядом огромный котлован, куда весной во время тотальных уборок студенты сваливали мусор, далее располагалось общежитие, перед ним возвышалась высоченная железная труба котельной, в которой вахту несли те же студенты, подрабатывая денежные крохи к стипендии.
В двух главных корпусах теснились все факультеты института. Чувствовалась, конечно, теснота, но уживались миром и не было каких-либо претензий на отсутствие уюта.
Сразу же влюбился в читальный зал и библиотеку (ею долгие годы заведовала незабвенная Водясова А.Я.). В первом находилось внушительное собрание редких книг, переданных в свое время МГУ им. Ломоносова в подарок институту. Все свободное время любил проводить здесь, роясь в этом великолепном богатстве.
В этом корпусе прошла большая часть преподавательской жизни, вплоть до преобразования пединститута в университет и эвакуации в так называемую «стекляшку» - строение оригинальное, но малоприспособленное к учебному процессу (аудитории тесноватые, исключительно холодная атмосфера зимой, заставляющая на время переселяться в другие корпуса). Написал - и засомневался: а надобно ли об этом? Подумал и признал: ведь здесь проходила моя и многих коллег жизнь, и от ностальгии никуда не уйдешь.
Пойдем дальше, и немного (совершенно кратко) о коллегах, не всех, конечно, а о некоторых, зацепившихся в памяти моей самобытностью и какими-то штрихами личностного плана.
Принято начинать с начальства. С него и начнем. Принимал меня на работу ректор Кавый Газизович Газизов. Первая встреча - и масса позитивных впечатлений: энергичен, умен, интеллигентен. Посоветовал: «Вы должны не только работать, но и учиться». Мудрый совет, ему я и старался следовать всю жизнь. Особую деликатность в контактах с людьми я ощутил на примере его отношения к моей беспартийности. В условиях режимной идеологии придерживаться нейтральных и отстраненных позиций по отношению к КПСС, будучи работником кафедры истории СССР, было весьма сложно и рискованно. Я это понимал, но в ряды партии не стремился не по причинам какого-либо диссидентства, а строго религиозного воспитания в семье. И когда ректор Газизов завел эмоциональный и убедительный разговор на эту тему, привитая наставничеством отца моя оппозиция не привела к ожидаемому результату. Я остался верен своему выбору. А ректор - большое ему спасибо - более подобных бесед со мной не проводил.
Наблюдая за работой К. Газизова в качестве преподавателя, вскоре убедился: специалист он был классный, наделенный отменной научной эрудицией. Если использовать хрестоматийное сравнение, то Кавый Газизович напоминал мне почему-то известного Н.И. Лобачевского в бытность его ректором Казанского университета: любимец студентов, интеллектуал, безусловный авторитет среди коллег и, самое главное, чуткое отношение к людям сочеталось с принципиальной строгостью в защите того мнения, в верности которого у него не возникало сомнений.
Вам когда-либо приходилось видеть, как сам ректор посещает студентов на педпрактике в школе, ходит к ним на уроки, анализирует занятия? Я был свидетелем подобного «хождения» К. Газизова «в народ», причем неоднократного. Скажу откровенно - факт сам по себе весьма выразительный, тем более что никто до него и после подобных поступков не совершал. Студенты это замечали и ценили.
Мне представляется, что уход Кавыя Газизовича с поста ректора института послужил определенным изломом и драмой его жизни. Надо ли объяснять, как жаль всем было расставаться с этим человеком, к тому же на смену ему пришел весьма далекий от харизматичности Александр Андреевич Аселкан. Его ректорство не обозначено какими-либо общественно ценными или научно-педагогическими идеями и свершениями, а потому и придало моим воспоминаниям о нем весьма смутные очертания.
К подчиненным у него было избирательное отношение, не всегда справедливое, зато перед обкомовско - горкомовским начальством испытывал определенную робость. Вспоминается эпизод. Меня рекомендуют на заведование кафедрой. Идем на прием к завотделом школ, науки и учебных заведений обкома партии Аханову Б.Ж. на утверждение - таков был ритуал. Приемная. Просят подождать, хозяин кабинета занят. Сидим, ждем, долго ждем. Аселкан А. как на гвоздях, весь извелся. После рандеву, которое, наконец, состоялось, и, где ректор покорно воспринимал все начальственные указания, нас отпустили. За дверью Александр Андреевич облегченно вздохнул, повеселел и вновь почувствовал себя ректором. Справедливости ради: при нем сдали в эксплуатацию и заселили преподавательский дом по ул. Чехова.
Еще раз прочитав воспоминания бывших выпускников и преподавателей института, опубликованные в книге «Рожден и оправдан временем», я почему-то не обнаружил ни добрых, ни плохих слов о ректорстве Вадима Никитича Зубко. Весьма странно, хотя бы потому, что с его именем связано строительство высотного здания института. Он лелеял мечту о нем, следил за архитектурной разработкой сооружения, вникал во все тонкости его строительства, дававшегося с большой натугою в условиях денежного дефицита и бесконечных бюрократических зигзагов. Не могу судить о его педагогических дарованиях (а читал он курс истории КПСС), но как руководитель В.Н. Зубко был порожден партийно-номенклатурной системой и использовал весьма умело методы ее работы. В прошлом комсомольский и партийный работник, он так же, причем неоднократно и довольно напористо, пытался вовлечь меняв, партию. Я как мог держался.
В начале 70-х годов в институт пришел работник обкома партии Иван Кондратьевич Терновой, сначала на кафедру истории КПСС, а затем стал заметно продвигаться - секретарь партбюро института, зав. кафедрой истории СССР, проректор заочного факультета и, наконец, ректор института. Судьба И. Тернового - яркий пример тому, как в условиях «пресловутого советского режима» простой парень из заштатной Большой Чураковки сделал весьма заметную и крутую карьеру.
Давно заметил, сила руководителя - в уважении его подчиненных. Обладал ли ректор Терновой подобным качеством? Руководителем он действительно был умелым, строгим (порой даже излишне жестким). По крайней мере, подчиненные держались им на известном расстоянии. Я всегда удивлялся тому, как власть, людям врученная, резко меняет человека. В какой-то мере это соответствовало ректорскому менталитету Ивана Кондратьевича. Это был руководитель-прагматик, четко осознающий свое назначение и не менее четко требующий выполнения своих поручений, строго спрашивающий за провал в их исполнении, иногда довольно в резких выражениях. Идет заседание Совета института, обсуждается работа деканата историко-педагогического факультета. Реплика-вопрос ректора И. Тернового в адрес декана А. К. Катенова: «Кого вы набираете! Почему у вас такие никчемные студенты. Наказывать вас за это надо...» Членам совета стало не по себе. Позднее, хорошо узнав И. Тернового уже за пределами его ректорства, убедился в его компанейском характере, человеческой доброте, широкой натуре, в умении быть отзывчивым на просьбу и интересным собеседником.
Ректор И.К. Терновой дотошно вгрызался в решение хозяйственных и производственных проблем. Именно при нем вводится в эксплуатацию главный корпус, спортзал, общежитие № 4. Не оставлял он и учебную работу на кафедре. Во многом благодаря его стараниям осуществлялась большая научно-краеведческая работа по написанию истории Кустаная и области.
1989 год обозначен приходом на должность ректора профессора Зулхарная Алдамжаровича Алдамжарова. Это был выборный ректор. Вспоминается драматическая процедура его избрания. Конкурентов было несколько, на расширенном совете института шло настоящее состязание между претендентами. Первичное голосование не выявило победителя. После небольшого перерыва возобновились прения. Как потом многие отмечали, решающим оказалось мое последнее выступление, определившее результаты голосования в пользу Алдамжарова. Примечательно: будучи во власти Зулхарнай Алдамжарович старался держать меня на приличной дистанции, хотя и числился в штате возглавляемой мною кафедры.
Читатель, заметим: все названные ректоры - историки. Не следует видеть здесь какого-либо знамения, просто факт занимательный...
В школьные годы мы с братом безумно увлекались географией, нашими кумирами были знаменитые путешественники Д. Кук, Ж. Лаперуз, Ж Д Антркасто, пират Ф. Дрейк, Н. Миклухо – Маклай, Н. Пржевальский и другие. Как только могли – собирали книги о них и с упоением читали. Это увлечение географией, и не менее страстное – историей, видимо, и предопределило мой выбор – я подал документы на естественно-географический факультет КазПИ им. Абая. Судьба распорядилась по-иному: медицинская комиссия выявила неполадки с сердцем... Возникла необходимость менять ориентиры, и выбор пал на исторический факультет. Надо сказать, что факультет пользовался бешенным авторитетом у абитуриентов, а потому пришлось преодолевать огромный барьер из претендентов (9 человек на место). Поступил...
В середине 50-х годов прошлого века в системе народного образования проходили различного рода эксперименты, оправданные, а отчасти рискованные и не совсем удачные. Проучившись первый курс на историческом факультете, мы оказались «жертвой» очередной реформы – нас, историков, объединили с литераторами и образовалась новая структура – Историко-филологический факультет с 5-летним сроком обучения. Я в общем – то благодарен данному обстоятельству – мы в полном объёме изучили все положенные исторические дисциплины и в придачу получили возможность, осваивая литературу, русский язык и другие языковые дисциплины, расширить свой кругозор, познать богатства родной и зарубежной классики и, что я считаю для себя особенно значимым, научились грамотно писать и доступно оформлять свои мысли.
Студенческая пора – особый мотив, о ней должен быть и особый рассказ. Одно подчеркну – учился я хорошо (в приложении к диплому всего 3 четвёрки), получал повышенную стипендию (важный материальный стимул), выполняя обязанности старосты группы. Мои товарищи по учёбе – прекрасный творческий народ. Почти все они сориентировали так или иначе свои жизненные пути на педагогическом поприще.
На последнем 5-м курсе нас, наиболее успешных студентов со всех факультетов, привлекли к организации и работе на так называемом рабфаке. Была такая задумка - дать молодым людям рабочих профессий возможность получить среднее образование и подготовиться к поступлению в институт. Это было мое первое (не считая педагогических практик в школе) вхождение в профессию на довольно серьезном самостоятельном уровне, что несколько облегчило в будущем адаптацию к работе в сельской школе.
В момент окончания института особенно актуальными были призывы пополнить целинные школы молодыми учителями. Можно как угодно оценивать наши поступки, но тот факт, что мои товарищи не оказались равнодушными к весьма необходимому шагу - довольно символичен... Получив направление в Андреевскую СШ Кокчетавской области и проработав в ней несколько лет, явно убедился, какими качествами должен обладать учитель сельской школы. Если вы ставите материальные блага и бытовые условия (что само по себе очень даже неплохо) в основу своего деревенского смысла жизни и вас не волнует (или мало задевает) то дело, к которому призывает суть профессии, можно только сожалеть. Село, где учитель под пристальным микроскопом его жителей, требует от него исключительной порядочности, доброжелательности и отзывчивости. Скажу больше: нужно умение повести за собой знанием предмета, выработать общий язык общения с весьма специфическими деревенскими ребятами. Тогда село откликнется пониманием и к персоне учителя. Это я понял весьма скоро. Одно можно сказать с уверенностью: какими бы бытовыми неудобствами не окружала сельская жизнь молодого учителя (а сейчас бытовым проблемам - особое внимание), профессиональный долг не позволяет ему опускаться до оскудения своего нравственного мира и считать свое просветительское предназначение неподъемной ношей. Жаль, если подобное случится...
Вернемся к личному сюжету. После школы была аспирантура. А потом настала пора выбора места работы. Было две приемлемые вакансии - пединституты Семипалатинска и Кустаная. Первая отпадала из-за опасения непредсказуемой экологической ситуации (испытательный полигон). Отдано предпочтение Кустанаю.
На письменный запрос сразу же пришло приглашение на кафедру истории. Случилось это в октябре 1965 года. Кто бы мог подумать, что данный выбор предопределит мою судьбу на долгие времена - уже 44 года как я здесь, и нигде более.
...Сам институт воспринимался зданием масштабным, а окружение - море одноэтажных построек - делало его еще более внушительным. Во дворе приживались молодые деревца, рядом огромный котлован, куда весной во время тотальных уборок студенты сваливали мусор, далее располагалось общежитие, перед ним возвышалась высоченная железная труба котельной, в которой вахту несли те же студенты, подрабатывая денежные крохи к стипендии.
В двух главных корпусах теснились все факультеты института. Чувствовалась, конечно, теснота, но уживались миром и не было каких-либо претензий на отсутствие уюта.
Сразу же влюбился в читальный зал и библиотеку (ею долгие годы заведовала незабвенная Водясова А.Я.). В первом находилось внушительное собрание редких книг, переданных в свое время МГУ им. Ломоносова в подарок институту. Все свободное время любил проводить здесь, роясь в этом великолепном богатстве.
В этом корпусе прошла большая часть преподавательской жизни, вплоть до преобразования пединститута в университет и эвакуации в так называемую «стекляшку» - строение оригинальное, но малоприспособленное к учебному процессу (аудитории тесноватые, исключительно холодная атмосфера зимой, заставляющая на время переселяться в другие корпуса). Написал - и засомневался: а надобно ли об этом? Подумал и признал: ведь здесь проходила моя и многих коллег жизнь, и от ностальгии никуда не уйдешь.
Пойдем дальше, и немного (совершенно кратко) о коллегах, не всех, конечно, а о некоторых, зацепившихся в памяти моей самобытностью и какими-то штрихами личностного плана.
Принято начинать с начальства. С него и начнем. Принимал меня на работу ректор Кавый Газизович Газизов. Первая встреча - и масса позитивных впечатлений: энергичен, умен, интеллигентен. Посоветовал: «Вы должны не только работать, но и учиться». Мудрый совет, ему я и старался следовать всю жизнь. Особую деликатность в контактах с людьми я ощутил на примере его отношения к моей беспартийности. В условиях режимной идеологии придерживаться нейтральных и отстраненных позиций по отношению к КПСС, будучи работником кафедры истории СССР, было весьма сложно и рискованно. Я это понимал, но в ряды партии не стремился не по причинам какого-либо диссидентства, а строго религиозного воспитания в семье. И когда ректор Газизов завел эмоциональный и убедительный разговор на эту тему, привитая наставничеством отца моя оппозиция не привела к ожидаемому результату. Я остался верен своему выбору. А ректор - большое ему спасибо - более подобных бесед со мной не проводил.
Наблюдая за работой К. Газизова в качестве преподавателя, вскоре убедился: специалист он был классный, наделенный отменной научной эрудицией. Если использовать хрестоматийное сравнение, то Кавый Газизович напоминал мне почему-то известного Н.И. Лобачевского в бытность его ректором Казанского университета: любимец студентов, интеллектуал, безусловный авторитет среди коллег и, самое главное, чуткое отношение к людям сочеталось с принципиальной строгостью в защите того мнения, в верности которого у него не возникало сомнений.
Вам когда-либо приходилось видеть, как сам ректор посещает студентов на педпрактике в школе, ходит к ним на уроки, анализирует занятия? Я был свидетелем подобного «хождения» К. Газизова «в народ», причем неоднократного. Скажу откровенно - факт сам по себе весьма выразительный, тем более что никто до него и после подобных поступков не совершал. Студенты это замечали и ценили.
Мне представляется, что уход Кавыя Газизовича с поста ректора института послужил определенным изломом и драмой его жизни. Надо ли объяснять, как жаль всем было расставаться с этим человеком, к тому же на смену ему пришел весьма далекий от харизматичности Александр Андреевич Аселкан. Его ректорство не обозначено какими-либо общественно ценными или научно-педагогическими идеями и свершениями, а потому и придало моим воспоминаниям о нем весьма смутные очертания.
К подчиненным у него было избирательное отношение, не всегда справедливое, зато перед обкомовско - горкомовским начальством испытывал определенную робость. Вспоминается эпизод. Меня рекомендуют на заведование кафедрой. Идем на прием к завотделом школ, науки и учебных заведений обкома партии Аханову Б.Ж. на утверждение - таков был ритуал. Приемная. Просят подождать, хозяин кабинета занят. Сидим, ждем, долго ждем. Аселкан А. как на гвоздях, весь извелся. После рандеву, которое, наконец, состоялось, и, где ректор покорно воспринимал все начальственные указания, нас отпустили. За дверью Александр Андреевич облегченно вздохнул, повеселел и вновь почувствовал себя ректором. Справедливости ради: при нем сдали в эксплуатацию и заселили преподавательский дом по ул. Чехова.
Еще раз прочитав воспоминания бывших выпускников и преподавателей института, опубликованные в книге «Рожден и оправдан временем», я почему-то не обнаружил ни добрых, ни плохих слов о ректорстве Вадима Никитича Зубко. Весьма странно, хотя бы потому, что с его именем связано строительство высотного здания института. Он лелеял мечту о нем, следил за архитектурной разработкой сооружения, вникал во все тонкости его строительства, дававшегося с большой натугою в условиях денежного дефицита и бесконечных бюрократических зигзагов. Не могу судить о его педагогических дарованиях (а читал он курс истории КПСС), но как руководитель В.Н. Зубко был порожден партийно-номенклатурной системой и использовал весьма умело методы ее работы. В прошлом комсомольский и партийный работник, он так же, причем неоднократно и довольно напористо, пытался вовлечь меняв, партию. Я как мог держался.
В начале 70-х годов в институт пришел работник обкома партии Иван Кондратьевич Терновой, сначала на кафедру истории КПСС, а затем стал заметно продвигаться - секретарь партбюро института, зав. кафедрой истории СССР, проректор заочного факультета и, наконец, ректор института. Судьба И. Тернового - яркий пример тому, как в условиях «пресловутого советского режима» простой парень из заштатной Большой Чураковки сделал весьма заметную и крутую карьеру.
Давно заметил, сила руководителя - в уважении его подчиненных. Обладал ли ректор Терновой подобным качеством? Руководителем он действительно был умелым, строгим (порой даже излишне жестким). По крайней мере, подчиненные держались им на известном расстоянии. Я всегда удивлялся тому, как власть, людям врученная, резко меняет человека. В какой-то мере это соответствовало ректорскому менталитету Ивана Кондратьевича. Это был руководитель-прагматик, четко осознающий свое назначение и не менее четко требующий выполнения своих поручений, строго спрашивающий за провал в их исполнении, иногда довольно в резких выражениях. Идет заседание Совета института, обсуждается работа деканата историко-педагогического факультета. Реплика-вопрос ректора И. Тернового в адрес декана А. К. Катенова: «Кого вы набираете! Почему у вас такие никчемные студенты. Наказывать вас за это надо...» Членам совета стало не по себе. Позднее, хорошо узнав И. Тернового уже за пределами его ректорства, убедился в его компанейском характере, человеческой доброте, широкой натуре, в умении быть отзывчивым на просьбу и интересным собеседником.
Ректор И.К. Терновой дотошно вгрызался в решение хозяйственных и производственных проблем. Именно при нем вводится в эксплуатацию главный корпус, спортзал, общежитие № 4. Не оставлял он и учебную работу на кафедре. Во многом благодаря его стараниям осуществлялась большая научно-краеведческая работа по написанию истории Кустаная и области.
1989 год обозначен приходом на должность ректора профессора Зулхарная Алдамжаровича Алдамжарова. Это был выборный ректор. Вспоминается драматическая процедура его избрания. Конкурентов было несколько, на расширенном совете института шло настоящее состязание между претендентами. Первичное голосование не выявило победителя. После небольшого перерыва возобновились прения. Как потом многие отмечали, решающим оказалось мое последнее выступление, определившее результаты голосования в пользу Алдамжарова. Примечательно: будучи во власти Зулхарнай Алдамжарович старался держать меня на приличной дистанции, хотя и числился в штате возглавляемой мною кафедры.
Читатель, заметим: все названные ректоры - историки. Не следует видеть здесь какого-либо знамения, просто факт занимательный...
Библиотека