Не узнают, что такое свобода
Костанайские новости, 2012 г., 12 мая (№ 65) | О ЯЗЫКЕ
Не узнают, что такое свобода, чиновники и представители национально-культурных центров (НКЦ), не пришедшие на кирилло-мефодиевские чтения.
Отметить участием в мероприятии День славянской письменности отказались 18 НКЦ и управление культуры, куда, по заверениям устроителей конференции в КГПИ, были посланы пригласительные. На чтениях собрались только студенты и преподаватели разных вузов. Профессор философии из КГУ Юрий Бондаренко рассказал об истории костанайской поэзии, например, о том, как Николай Кочин совершил нелегкий выбор между «профессиональной» поэзией и техническими науками — в пользу последних. И стал автором нескольких изобретений. Хотя в Союз писателей его рекомендовал Константин Симонов. По словам Юрия Бондаренко, у Кочина можно поучиться хотя бы прямоте и непредвзятости: в 70-х Кочин написал «Разговор с Лениным» - не бравурное восхваление подъема народного хозяйства под чутким руководством партии и правительства, а во многом провидческое стихотворение. Читая его, видишь, что уже в расцвете застоя чувствовался грядущий распад государства. И главное, по словам Бондаренко, не игнорировать все грани местной поэзии в филологическом плане: ведь в слове фиксируется дух конкретной личности, дух эпохи и дух места.
Заведующий кафедрой истории КГПИ Сергей Самаркин поведал о банных обычаях древних славян по «Повести временных лет». Исследовал их, согласно «Повести», ещё апостол Андрей, который, придя из Новгорода (который в начале эры вряд ли существовал), поведал римлянам о странных северных обычаях, сочетающих гигиену и «самоистязание» березовыми вениками. Студенты-филологи, посещающие лингвистический кружок, с не меньшей научной глубиной рассуждали на любопытные темы: например, о старославянской ономастике — принципах присвоения имен собственных.
А слово «свобода» (с ударением на последний слог), по словам доцента КГПИ Галины Мустакимовой, исконно означало родных людей, живущих вместе. По этой логике, если мы живем вместе и не чувствуем родства, значит, мы не свободны. Наверное, об этом стоит подумать приглашенным и непришедшим. А нам всем стоит подумать о том, что весь XX век прошел под знаком лингвистических исследовании во всех дисциплинах: от философии до физиологии. И сейчас рекламщики дергают нас именно за нейро-лингвистические нитки. И пусть дергают, без этого уже скучно. Но пусть останется у нас время почувствовать парадоксы родного языка — это почти, то, же самое, что выучить новый. Не зря ведь следующий текст кочует по соцсетям в Интернете. «Перед нами стол. На столе стакан и вилка. Что они делают? Стакан стоит, а вилка лежит. Если мы воткнем вилку в столешницу, вилка будет стоять. Т. е. стоят вертикальные предметы, а лежат горизонтальные? Добавляем на стол тарелку и сковороду. Они вроде как горизонтальные, но на столе стоят. Теперь положим тарелку в сковородку. Там она лежит, а ведь на столе стояла. Может быть, стоят предметы, готовые к использованию? Нет, вилка-то готова была, когда лежала. Теперь на стол залезает кошка. Она может стоять, сидеть и лежать. Если в плане стояния и лежания она как-то лезет в логику «вертикальный - горизонтальный», то сидение — это новое свойство. Теперь на стол села птичка. Хотя вроде бы должна стоять. Но стоять она не может вовсе. Но если мы убьём бедную птичку и сделаем чучело, оно будет на столе стоять. Может показаться, что сидение — атрибут живого, но сапог на ноге тоже сидит, хотя он не живой и не имеет попы. Так что, поди ж пойми, что стоит, что лежит, а что сидит. А мы ещё удивляемся, что иностранцы считают русский язык сложным и сравнивают с китайским».
А слово «свобода» (с ударением на последний слог), по словам доцента КГПИ Галины Мустакимовой, исконно означало родных людей, живущих вместе. По этой логике, если мы живем вместе и не чувствуем родства, значит, мы не свободны. Наверное, об этом стоит подумать приглашенным и непришедшим. А нам всем стоит подумать о том, что весь XX век прошел под знаком лингвистических исследовании во всех дисциплинах: от философии до физиологии. И сейчас рекламщики дергают нас именно за нейро-лингвистические нитки. И пусть дергают, без этого уже скучно. Но пусть останется у нас время почувствовать парадоксы родного языка — это почти, то, же самое, что выучить новый. Не зря ведь следующий текст кочует по соцсетям в Интернете. «Перед нами стол. На столе стакан и вилка. Что они делают? Стакан стоит, а вилка лежит. Если мы воткнем вилку в столешницу, вилка будет стоять. Т. е. стоят вертикальные предметы, а лежат горизонтальные? Добавляем на стол тарелку и сковороду. Они вроде как горизонтальные, но на столе стоят. Теперь положим тарелку в сковородку. Там она лежит, а ведь на столе стояла. Может быть, стоят предметы, готовые к использованию? Нет, вилка-то готова была, когда лежала. Теперь на стол залезает кошка. Она может стоять, сидеть и лежать. Если в плане стояния и лежания она как-то лезет в логику «вертикальный - горизонтальный», то сидение — это новое свойство. Теперь на стол села птичка. Хотя вроде бы должна стоять. Но стоять она не может вовсе. Но если мы убьём бедную птичку и сделаем чучело, оно будет на столе стоять. Может показаться, что сидение — атрибут живого, но сапог на ноге тоже сидит, хотя он не живой и не имеет попы. Так что, поди ж пойми, что стоит, что лежит, а что сидит. А мы ещё удивляемся, что иностранцы считают русский язык сложным и сравнивают с китайским».
Сергей Шевченко